“Век политиков кончился, вместо геополитики
приходит геопоэтика. Если её первым полигоном
стал Крым, этот шов материка и моря, запада
и востока – это тоже лишь естественно…”
Михаил Гаспаров, 1996.
Драматические европейские события последних месяцев, связанные с судьбой полуострова Крым и страны Украина, помимо прочего, характеризовались крушением определённых культурных утопий, к формированию которых имел отношение в своё время и автор данной статьи. Но ответственность за то, что произошло, лежит отчасти и на нём.
1. Три геопоэтики.
Сперва о терминологии. Я исхожу из того, что современные культурные реалии зачастую представляют собой пограничные явления, в которых сталкиваются ранее не связанные друг с другом элементы. Это требует обновления лексики, их описывающей: смещение ракурса на предметы исследования полезно для обнаружения «мёртвых зон», «слепых пятен», которые не попадали раньше в поле внимания.[1] Новая антропология требует новых «точек сборки».
В последние десятилетия в мировой гуманитаристике произошёл сдвиг исследовательского интереса от исторического подхода к подходу географическому или топографическому. Этот сдвиг принято называть «пространственным поворотом» (space turn). Концепт геопоэтики развивается в рамках именно этой тенденции.
Понятие «геопоэтика» охватывает несколько частично пересекающихся семантических сфер, которые возникали, дополняя одна другую, в последние три десятка лет. Основные направления в геопоэтике, и соответственно, этапы её развития, следующие.
1) Художественная геопоэтика. В 1980-х годах во Франции слово «геопоэтика» (но ещё не строгий термин) ввёл в употребление поэт и эссеист шотландского происхождения Кеннет Уайт. Он избегал давать предложенному понятию чёткое определение, уточняя лишь, что она «противоположна геополитике», и использовал его скорее как конвенциональный «маркер» особого эколого-мистического отношения к планете Земля, к её ландшафтам и территориям. Геопоэтикой Уайт также называл и художественные тексты на эти темы. Это явление выглядело «литературным продолжением» глобального молодёжного эзотерического движения New Age.
2) Прикладная геопоэтика. В середине 1990-х в Крыму, на Боспорском форуме современной культуры, где участвовали писатели, художники и учёные из Украины, России и других стран, была выдвинута концепция прикладной, или проективной геопоэтики. Деятельная «крымская» геопоэтика подразумевала создание (путём реализации экспериментальных культурных и научных проектов) новых ландшафтно-территориальных мифов, либо корректирование мифов старых, давно сложившихся. Мы публиковали исследовательские тексты, где анализировали и теоретически обосновывали новые культурные (мифопоэтические) практики. В 1995 году был создан Крымский клуб в Москве, или Крымский геопоэтический клуб – экстратерриториальное продолжение Боспорского форума.
1а) Художественная геопоэтика с элементом геополитики. В начале 2000-х годов термин подхвачен, со ссылкой на Крымский клуб, украинским писателем Юрием Андруховичем. Он публикует в киевской прессе цикл «Геопоэтика» – эссе, направленные на переориентацию своей страны с «Востока» (Россия) на «Запад» (Европа, США). Геопоэтика Андруховича – ответвление художественной геопоэтики Кеннета Уайта, с добавлением политической сверхзадачи. В этот же период цикл очерков под тем же названием, но с противоположным – постимперским – элементом публикует в России географ Дмитрий Замятин. Так геопоэтика частично «вернулась» в лоно геополитики.
3) Научная геопоэтика. С середины 2000-х термин приходит в научную среду – начиная с немецкой и российской гуманитаристики. В Германии центром геопоэтических исследований становится Берлин (филологи Сильвия Зассе, Магдалена Маршалек, Сузанна Франк), в России – город Пермь (круг филолога и культуролога Владимира Абашева). Последнее объясняется особым обилием на Урале «географически» и «геологически» ориентированной художественной литературы. Первая профильная диссертация в России защищена в 2008 году: Алёна Подлесных, «Геопоэтика Алексея Иванова в контексте прозы об Урале».
Общее определение для этого странного триединства геопоэтики можно сформулировать так: «работа с ландшафтно-территориальными (географическими) образами и/или мифами». Очевидная несовместимость трёх концепций не мешает, но наоборот, парадоксальным образом помогает лучше понять геопоэтические феномены в их цельности. И вообще увидеть их, как именно геопоэтические.
2. Геопоэтический контекст Крыма
Напряжённость отношений между разными частями населения Украины, приведшая в 2014 году к острому внутреннему политическому и даже военному конфликту, сложилась достаточно давно. Я увидел её как серьёзную проблему в 2008 году, когда на год переехал из России в Украину и стал активнее, чем раньше, общаться с представителями русско- и украиноязычной интеллигенции из разных регионов страны. Их взаимонепонимание и трагическая разница в видении будущего своей страны побудили меня провести в Киеве геопоэтическую дискуссию о месте Крыма в украинском контексте, с участием известных деятелей культуры.[2] Судьба Крыма волновала меня особенно остро: с этнической точки зрения это наиболее русскоязычный, инородный регион Украины, кроме того, полуостров – моя родина и место моей научной работы в молодые годы.
Особенно интересный взгляд на проблему озвучил писатель Сергей Жадан, отметивший «непрописанность Крыма в украинской литературе», то есть немногочисленность текстов на украинском языке, связанных с полуостровом. Развивая его мысль, я предположил, что для снятия ментальной конфронтации «двух Украин» украиноязычным писателям стоило бы дружить с писателями крымскими, больше ездить в Крым и о нём писать. В выступлении была процитирована, как симптоматичная, самая известная в современной украиноязычной поэзии строчка о Севастополе, где высказывается уверенность в предстоящей гибели его жителей, которые названы «москалями», то есть россиянами.[3]
Таким образом, с точки зрения «художественной» геопоэтики, Крым оказывается изначально исторически оторванным от Украины. С точки зрения геопоэтики научной и геопоэтики прикладной наблюдается та же картина.
Исследований Крыма, в каком бы то ни было научном аспекте, на украинском языке было опубликовано мало. А проходившие на полуострове события, связанные с украиноязычной художественной культурой (литература, музыка, театр и т.д.), не привели к формированию новых геопоэтических мифов (территориальных брендов[4]). Аналогично, мероприятия мультикультурного формата в Крыму не сумели привлечь к себе украиноязычных авторов в такой мере, чтобы это закрепилось в виде устойчивого представления о «диалоге культур». Например, Юрий Андрухович, с 1990-х годов считавшийся главным «послом» украинской литературы, многократно обещал нам принять участие в Боспорском форуме современной культуры. Но всякий раз в последний момент возникало совпадение по датам с каким-то более важным мероприятием в Германии, в Польше и т.д. Лишь на 5-м Боспорском форуме в 2013 году мы увидели трёх писателей из западной Украины – Марианну Кияновскую, Галину Петросаняк и Владимира Ешкилева. Двое последних представляли в рамках Форума «станиславский феномен» – многочисленную и яркую литературную плеяду, сложившуюся в последние 20 лет в Ивано-Франковске и сделавшую этот провинциальный западноукраинский город литературной столицей страны.
Конечно, визит в Крым, знакомство с его великолепными пейзажами и живое общение с местными интеллектуалами (столь же гостеприимными, как и интеллектуалы Западной Украины) ещё не гарантирует зарождение у гостя любви к этой земле и к этим людям. Но вероятность такого поворота резко возрастала бы. А с ней и возможность появления новых украинских текстов о Крыме, то есть – дополнительная (геопоэтическая) связь между разными частями страны. Связь, которая могла бы послужить сохранению её целостности.
Вслед упомянутой киевской дискуссии я опубликовал в общеукраинской газете «24» очерк «Масаи Крыма и Галиции», где развивал свои соображения, подчёркивая, что «литераторы наводят мосты гораздо лучше, чем политики». Были также и другие публикации в этом направлении.[5] Однако после финансового кризиса 2008 года мне пришлось вернуться в Москву, и в дальнейшем, увы, я задумывался на эти темы всё реже.
Только в начале 2014 года, видя, как накопившееся за долгие годы, не снятое вовремя социокультурное напряжение в Украине оборачивается смертельно опасным взрывом, я вновь обратился к больной проблеме. Но было уже слишком поздно.
3. Крушение геопоэтических утопий
В начале статьи я упоминал о крахе новых культурных утопий. Речь идёт прежде всего о концепте «перехода человечества от примата геополитики к примату геопоэтики» (т.е. от эпохи амбиций власти к эпохе творческих амбиций: гр. poietikos – “творческий”), которую с самого своего возникновения постулировал Крымский геопоэтический клуб. На сайте Клуба, открытом в Интернете в 1999 году, утверждалось, что «дискурсу “воссоединения Украины с Россией” Клуб противопоставляет геопоэтический диалог». Подчёркивалась установка на европейскую ценность – «нерушимость сложившихся к настоящему времени государственных границ», и на то, что напряжения, которые создаются неполным соответствием социокультурных и политико-экономических реалий этим границам, общество может снимать не-политическими способами. Помимо межкультурного диалога и «народной дипломатии», воспринимаемых как универсальная панацея в этом трудном деле, подразумевалась игровая и даже пародийная основа для такого диалога. Мы пользовались также концептом «поэтократии», выдвинутым в начале XX века норвежским историком Эрнстом Сарсом.
Но уже очень похоже на то, что в целом мы проиграли.
Между тем, по фантастически удачному стечению обстоятельств, в начале 1994 года к руководству совета министров Крыма был привлечён близкий нам по духу и идеологии человек, крупнейший российский учёный-экономист Евгений Сабуров. Уроженец Крыма, он после окончания МГУ в 1970 году остался в Москве. И там уже в 1970-1980-х годах был признан одним из наиболее интересных современных русских поэтов. Появление в руководстве Крыма этого яркого автора – писателя, исследователя, мыслителя, управленца-практика, убеждённого либерала и антикоммуниста – вселило в меня надежду на то, что родной полуостров станет экономически успешным, не выходя из состава Украины.
Между прочим, замечу, что правление Сабурова представляло собой редкий в мировой истории чистый случай поэтократии, хотя и не первый на нашем полуострове: у крымских татар была традиция, заключавшаяся в том, что хан (правитель) обязательно должен быть хорошим стихотворцем.
«Современное государство должно становиться удобным и незаметным для своих граждан», – наивно рассуждали мы. Так возник наиболее, конечно, утопический наш продукт – «программа превращения Крыма в мировой культурный полигон», т. е. в экспериментальную площадку для испытания и внедрения новых идей и тенденций в мировом искусстве, науке, образовании и т. д.
Увы, уже первые хозяйственные успехи Крыма под руководством Сабурова оказались нежелательными для неких инстанций. Меньше чем через год учёный был вытеснен с должности и вернулся в Россию. С тех пор за 20 лет ничего хорошего с Крымом в составе Украины не происходило. Полуостров становился всё более нелюбимым пасынком для страны. А я уже через год после отъезда Сабурова, в 1995 году – ведомый то ли амбициями покорения столиц, то ли малодушием, – покинул родной Крым и поселился в Москве.
4. Что делать?
Что же делать в нынешней ситуации? Я уверен, что если направить наконец усилия на содействие персональным контактам деятелей литературы и искусств из противоположных полюсов Украины, их географическому взаимодействию, рано или поздно это отзовётся расцветом геопоэтического творчества – тем, чего трагически не хватало в стране до сегодняшнего дня.
Геопоэтические связи напрасно кажутся нам зыбкими и эфемерными. В сочетании с другими факторами они могут создавать мощное «магнитное поле», позволяющее многое сохранить. Недаром научная геопоэтика наибольшее число авторов привлекает к себе именно в Германии: эта страна до сих пор не смогла полностью ментально воссоединиться после её разделения в XX веке. А ведь территории Украины остались ей от европейских империй, враждовавших между собой. Поэтому она внутренне разделена (ментально и геопоэтически) гораздо сильнее, чем Германия.
Однако на возможность возвращения Крыма в состав Украины я смотрю скептически.
Не только потому, что население Крыма в большинстве своём было очаровано идеей перехода полуострова в состав России – и вряд ли быстро разочаруется в своих ожиданиях. Я не верю в то, что решающее ядро украинской элиты – политической, да и интеллектуальной – на самом деле хочет возвращения в организм страны этого уже вырезанного чужеродного органа.
Уже три-четыре года назад в украинской прессе стали появляться интервью с Юрием Андруховичем, где он призывал украинцев готовиться к распаду страны и уходу Крыма из её состава. Андрухович – крупнейший геопоэт Украины, один из наиболее авторитетных экспертов по национальному строительству – подавал эту будущую хирургическую операцию как необходимую фазу для «формирования украинской нации» (поскольку трудности консолидируют).[6]
Более вероятным представляется дальнейшее сохранение Крыма в составе России – скорее всего, сопровождаемое усилением международных санкций и, соответственно, бытовых трудностей для крымчан.
Здесь следует отметить, что благодаря более чем двухсотлетней истории взаимоотношений России с Крымом, количество русских художественных текстов о полуострове настолько велико, что культурологи давно предложили теорию «крымского текста в русской культуре».[7] Геопоэтическая связь Крыма с Россией несоизмеримо сильнее, чем с Украиной.
Но ситуация не кажется мне абсолютно безвыходной. Я вижу шанс на то, что под давлением как снаружи (со стороны мировой общественности), так и изнутри (со стороны крымской и российской интеллектуальной элиты) Россия предпримет усилия по международной легитимизации нового статус кво – путём дипломатических переговоров и, вероятно, каких-то новых экономических договорённостей с Украиной.
В завершение процитирую давнюю публикацию – о том, что «на своём авторском вечере в Крымском клубе в Москве 20.06.1997 Василий Аксёнов высказал, в частности, предположение, что Украина могла бы Крым России просто продать, – дело только в цене вопроса». Аксёнов – один из крупнейших геопоэтов в русской литературе, благодаря одному только знаменитому роману «Остров Крым». Остаётся надеяться, что геопоэтика сумеет отыграть свои позиции в новом поединке с геополитикой.
Примечания:
[1] Этот опыт суммирован на трансдисциплинарной научной конференции «Поэтический фактор в культуре: синкретические тенденции и инновации» в Международном Университете в Москве в апреле 2013. Её секции были посвящены редким дисциплинам, предложенным в последние два столетия, но ещё не получившим универсального применения в научной практике: «геопоэтика», «зоософия», «кентавристика», «политософия», «поэтократия».
[2] Круглый стол “Что нам делать с этим Крымом?” проведён Крымским клубом в рамках 1-го Киевского форума издателей, с участием Сергея Жадана, Олеся Дония, Олега Тистола, Исмета Шейх-Задэ, Владимира Ешкилева, Тантели Ратувухери (Tantely Ratovohery), Андрия Кокотюхи и др. авторов.
[3] «У поэта Сергея Пантюка есть известное стихотворение, которое заканчивается строчкой «И от жажды загнется последний москаль в Севастополе». Текст симптоматичный, и откровенно провоцирует к полемике… Через имперскую историю с Крымом тесно связана история русской культуры. Поэтому украинский менталитет до сих пор не готов воспринять Крым как что-то «своё». В стихотворении идёт речь, очевидно, о «москале» местном, крымском, который является, однако, потенциальным врагом. Но в действительности, по моему мнению, русскоязычное население, в частности русскоязычные интеллектуалы и вообще русская культура в Крыму, как и в остальной Украине, – это для Украины, прежде всего, огромный ресурс! Поэтому на вопрос «что делать с Крымом», у меня ответ простой: нужно в Крым ездить, нужно дружить с крымчанами… И устранять «непрописанность», как выразился Сергей Жадан, Крыма в украинской литературе.» (журнал «Украинская неделя», 08.06.2008).
[4] Согласно геопоэтической концепции, бренд – это управляемый миф.
[5] «…Наш “культурный герой-основоположник” Максимилиан Александрович Кириенко-Волошин. Его наследие представляется нам сейчас все более актуальным ввиду попадания культурного пространства Крыма в силовое поле нового, почти апокалиптического конфликта… Тогда это был кровавый красно-белый раскол российского общества. Сегодня — относительно вегетарианский, но в перспективе тоже чреватый кровью раскол Украины по языковому признаку… Растет все быстрее тектоническая трещина между Россией и Украиной…» «Остановить войну мифов»: интервью Игоря Сида для киевского журнала «Политик Hall» (№ 42, июль-август 2008).
[6] «…Без силового вмешательства России ничего не произойдёт. Но оно представляется неминуемым. …Будет сложная ситуация, но мы выйдем наконец из этого нацией. …нам уже сегодня стоит готовиться к потере Крыма…». Юрий Андрухович. «Я на самом деле патриотичный, украинский космополит». Интервью для газеты «Галицкий корреспондент», 03.09.2009, № 34.
[7] Концепция впервые заявлена в кандидатской диссертации Александра Люсого, материалы которой опубликованы в монографии «Крымский текст в русской литературе» (Санкт-Петербург: «Алетейя», 2003).
/Сокращенная версия статьи «Крым, Украина, Россия: призрачный шанс», опубликованной в японском культурологическом журнале «Гэндай сисо» в июне 2014, выпуск 42-10/
